Передо мной была витая лестница с площадкой посередине, которая вела на второй этаж. И на ней — неизбежный бежевый ковер.
На стене вдоль лестницы висели многочисленные фотографии в рамках. С одной из них улыбалась молодая семейная пара. А вот та же пара, но уже постарше, они держат младенца. Этим младенцем, наверное, и был тот симпатичный подросток, которого я увидела на другой фотографии. Но, пробежав глазами по всей стене, я не обнаружила ни одного снимка девочки.
Слева от лестницы располагалась большая комната с раздвижной дверью из толстого стекла, через которую можно было пройти в кладовку. Я почувствовала сильный запах крови. Несмотря на яркий свет, лившийся отовсюду, дом казался мрачным и зловещим. Здесь произошло жестокое убийство — и поселился ужас. Мне стало душно, мое сердце снова бешено заколотилось. Я остро чувствовала страх, но вместе с ним и радостное возбуждение.
— Сара? — позвала я.
Она не ответила.
Я двинулась к лестнице. Запах крови становился сильнее. Когда я заглянула в большую комнату, мне стало ясно почему. Здесь тоже стоял диван, напротив которого располагался огромный телевизор. А на полу лежал ковер, залитый густой, темной кровью. Ее было столько, что на ковре обрадовались небольшие лужицы, и даже толстый ворс не смог все впитать. «Тот, кто потерял столько крови, должен был умереть». Но тела не было. «Может, его унесли?»
Я внимательно все осмотрела, однако не обнаружила ни следов от лежавшего тела, ни доказательств того, что его волокли. Кровь была лишь на ковре, если не считать большого зловещего пятна рядом со мной.
«Если тело кто-то убрал, тогда этот кто-то должен быть очень сильным. Ведь мертвое тело взрослого человека трудно даже поднять, тем более нести. Любой пожарный или медработник вам подтвердит. Вес мертвого мужчины, например, сравним разве что с весом огромной сумки, размером в шесть футов, наполненной шарами для боулинга. А если это кровь ребенка? В таком случае поднять и унести его не составило бы особого труда. Интересная мысль».
— Сара? — снова позвала я. — Я поднимаюсь по лестнице!
Собственный голос показался мне слишком громким. Надо быть осторожнее. Я была мокрой от пота. «Похоже, кондиционер здесь не работает. Почему?» Я замечаю тысячу вещей одновременно! И снова ощущаю страх и радость, радость и страх. Я сжала пистолет обеими руками и стала подниматься по ступеням. Добравшись до лестничной площадки, я повернула налево. Запах крови усиливался. Но вместе с ним я ощутила запах мочи, фекалий и чего-то еще… Так пахнут внутренности.
Услышав слабый звук, я насторожилась. Сара пела. И от этих кошмарных звуков у меня волосы встали дыбом и от ужаса свело живот, словно песня доносилась из могилы или из мрачной палаты сумасшедшего дома. Да и песней ее трудно было назвать, одна лишь нота: «Ля-а-а-а, ля-а-а-а, ля-а-а-а, ля-а-а-а», — которую все повторял и повторял едва различимый голос. И я забеспокоилась: «Уж не сошла ли она с ума?»
Перескакивая через ступени, я пробежала мимо фотографий с улыбающимися лицами и оказалась на втором этаже. «Ты посмотри! Опять бежевый ковер», — пронеслось у меня в голове. Я стояла в небольшом коридорчике, в конце которого находилась ванная комната с распахнутой дверью, внутри горел свет. К своему изумлению, я обнаружила, что пол в ней покрыт бежевым кафелем — еще одно подтверждение банального вкуса хозяев. Коридорчик повернул направо от ванной, и я догадалась, что именно там находится дверь в спальню. «Там небось тоже все бежевое», — подумала я. Сердце просто выскакивало у меня из груди. «Господи, какая же я потная!»
Справа я обнаружила белую двустворчатую дверь. Безусловно, это вход в еще одно ужасное место.
Запахи стали сильнее. А от пения Сары по спине побежали мурашки. Я потянулась к двери, но вдруг остановилась. Мои руки дрожали. Ведь там была девочка с пистолетом. Девочка, испачканная кровью, которая пела как сумасшедшая в доме, где поселилась смерть.
«Надо идти, — подумала я, — самое худшее, что она может сделать, — это выстрелить в меня».
«Да нет, идиотка, самое худшее, что она может сделать, — это посмотреть тебе в глаза и вышибить себе мозги, или улыбнуться и вышибить себе мозги, или… Хватит!» Я мысленно оборвала внутренний голос.
За дверью все стихло. Я успокоилась, руки перестали дрожать. И вдруг я услышала голос, так хорошо знакомый всем военным, полицейским и жертвам. Он не дает утешения, но вселяет уверенность. Он произносит жестокие слова, но никогда не врет. Святой заступник перед невозможностью выбора. «Спаси ее, если можешь, но убей, если этого не миновать!»
Я открыла дверь и вошла.
И оказалась в огромной хозяйской спальне. Большая широкая кровать и деревянный комод с зеркалом занимали всего лишь треть ее пространства. На стене напротив кровати висел плазменный телевизор. Вентилятор на потолке был выключен, и его молчание подчеркивало неподвижность остальных предметов. Не обошлось и без бежевого ковра, но в этих обстоятельствах он даже успокаивал. Потому что кровь была везде: на потолке, на светло-желтых стенах, на вентиляторе. От ее нестерпимого запаха у меня во рту появился привкус меди, и я сглотнула слюну.
Я насчитала три тела. Мужчины, женщины и подростка. Я узнала их по фотографиям, висевшим на стене вдоль лестницы. Все они были обнажены и лежали навзничь на кровати. Простыни и одеяла, скомканные и пропитанные кровью, валялись на полу. Тела мужчины и женщины располагались по бокам, а тело мальчика между ними. Взрослые были выпотрошены, буквально вывернуты наизнанку. И у всех троих перерезано горло.