— Приемная семья со всеми вытекающими, — сказал Алан.
— Ты прав. Теперь у нас есть преимущество, нам удалось заглянуть в прошлое и получить новые сведения. Давайте сосредоточимся на исправлении чужих ошибок. — Я повернулась к Келли: — Свяжись с Джином. Я хочу, чтобы вы с ним вывернули весь дом наизнанку. Давайте поищем — глядишь, чего и найдем.
— С удовольствием.
— Знаешь, сделай это прямо сейчас. Можешь взять машину, а я прокачусь с Аланом.
Келли молча кивнула. Я почувствовала, как она напряглась. Руки ее завозились в карманах куртки.
«Приступ боли, — догадалась я. — Обрушился внезапно, как гром среди ясного неба». Мы поняли друг друга без слов. «Действуй, выбрось мои проблемы из головы, я разберусь сама», — говорили ее глаза.
— А чем я могу тебе помочь? — нарушил молчание Барри. — Не скажу, что мне нечем заняться. Трупов хватает, и вообще, это дело не входит в область моих полномочий. К счастью, в полицейском участке Малибу у меня есть знакомая.
— Очень признательна, Барри, что ты откликнулся на мою просьбу и приехал.
Он слабо улыбнулся и пожал плечами:
— Ты никогда не поднимаешь ложной тревоги, поэтому я всегда приезжаю. Что я еще могу для тебя сделать?
— Мне нужны вещественные доказательства, все, какие есть. Особенно пистолет.
— Хорошо. Сегодня ты их получишь.
— И еще кое-что, правда, тебе может это не понравиться…
— Что же?
— Я хочу, чтобы ты проверил следователей, которые вели дело, только осторожно.
Барри долго молчал, обдумывая мою просьбу и ее цель.
— Полагаешь, один из них может быть этим преступником?
— Работа выполнена небрежно. У меня за плечами многое, и я понимаю, откуда такие выводы. Не могу только понять, почему до конца не разобрались с девочкой. Я видела заметки Кэтти Джонс, которая была тогда новичком. Однако ни один следователь не снизошел до беседы с Сарой. Я хочу знать причину. А самой мне светиться нельзя — только переполох вызову.
Барри вздохнул и покачал головой:
— Вот черт! Ладно, займусь.
— Спасибо.
В задумчивости я окинула взглядом склеп, который когда-то был домом, и кивнула, довольная тем, что можно уйти.
— Пойдем, — сказала я Алану.
— Куда?
— К Гиббсу. Хочу ему в глаза посмотреть.
— Если он откроет рот, обязательно соврет, моя сладкая, — нараспев произнесла Келли.
— А что ты делаешь, когда открываешь рот? — спросил Барри.
— Безусловно, проливаю свет на мир, — ответила она и улыбнулась.
«В этом вся Келли, — подумала я, — несмотря на боль и таблетки, она всегда будет вот такой — язвительной, обожающей мексиканские пирожки и шоколадные пончики с молоком».
Мы расселись по машинам.
— Сколько нам ехать? — спросила я Алана.
— Думаю, минут сорок, — ответил он, взглянув на часы.
— Я хочу почитать, — сказала я и достала из сумки дневник.
«Она — это он, — думала я, — а он — это она. Сара — его изображение в миниатюре. Незнакомец показывает ее нам, чтобы поведать историю собственной жизни. Понимание испытаний Сары даст мне возможность понять испытания Незнакомца».
Я откинулась на спинку сиденья. И вновь закрапал дождь.
Честно говоря, мне пришло в голову, что надо не просто быть хорошим писателем, чтобы изложить эту историю как литературное произведение. Надо посмотреть на нее со стороны. И поскольку я пишу от третьего лица, мне начинает казаться, что все происходит не со мной, а с кем-то другим. Или вообще с вымышленным персонажем.
Раз уж вы хотите и дальше продираться сквозь метафоры, поговорим о том, насколько моя история похожа на страшную сказку. Я как Гретель без Гензеля, наедине с хитрой ведьмой. Она сажает меня в печь и медленно поджаривает. Или как Красная Шапочка. Вот только Волк, поймав меня, не глотает целиком, а, пользуясь случаем, медленно пережевывает.
Так на чем мы остановились? Ах да, на приюте. Приют был нашей ареной, а сами мы — гладиаторами. Именно здесь я научилась бороться. Я усвоила разницу между предупреждением и атакой. Я поняла, что не должна бояться причинять боль другому, что возраст и размер не имеют значения. Я научилась быть жесткой, такой, какой раньше не могла себя представить. Неужели это часть его плана? Я часто задумывалась над этим. Думаю и сейчас… Впрочем, не обращайте внимания. Ведь все равно это не совсем я!
— Я сказала, отдай подушку!
Сара упрямо сжала губы и заставила себя смотреть Кристен прямо в глаза.
— Не отдам.
Старшая девочка скептически взглянула на нее:
— Что ты сказала?
Сара задрожала, только чуть-чуть. «Не давай себя в обиду и никогда больше не трусь!»
Легко сказать… Кристен не только на три года старше, но и намного крупнее. Плечи Кристен шире, чем у большинства девочек ее возраста, и руки вон какие длинные. Она вообще очень сильная. И ей нравится быть жестокой. Очень нравится.
«Ну и ладно. Тебе уже восемь лет! Ты должна быть смелой!»
— Я же сказала, нет, Кристен. Я больше не позволю тебе распоряжаться мной!
Губы старшей девочки угрожающе скривились.
— Посмотрим.
Сара жила в Бербанкском приюте уже два года. Обстановка здесь была просто адская, своего добивались исключительно с помощью кулаков, а надзор взрослых заключался в наказаниях, но никак не в защите. В этой атмосфере злобы и жестокости выросла Кристен и ей подобные. У Сары здесь не было друзей. Она не лезла на рожон и всегда была настороже. Она уступала Кристен, когда та требовала отдать ей десерт, постельные принадлежности или придумывала тысячу других мучительных мелочей. Однако недавно Саре довелось увидеть, какое ей уготовано будущее. Она узнала, что творится в спальнях старших девочек. «Здесь требуют отдать подушку. А там, возможно, потребуют отдать себя!»